Рита Грачёва: «В нашей стране можно надеяться только на себя»

Маргарита выжила. Одну кисть удалось спасти, вторую заменил бионический протез. Реа­билитация продолжается до сих пор и проходит сложно, Грачевой сделали уже несколько операций. О жизни с протезами и принятии себя, о том, как она учится жить заново и чем планирует заняться, Рита рассказала на презентации своей книги «Счастлива без рук. Реальная история любви и зверства». Мероприятие прошло в конце прошлого года в Санкт-Петербурге. На встрече с читателями побывал и наш внештатный корреспондент, записав все самое интересное.

БЛАГОДАРЯ «ХЕЙТЕРАМ» ЗНАЮ, ЧТО ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ

— Маргарита, как после той истории вы нашли в себе силы вновь вспомнить все, что случилось?

— Написать книгу мне посоветовала мама, она профессиональный журналист. Я не хотела ничего писать, потому что слишком много об этом говорилось в СМИ, я была не готова опять все это обсуждать, говорить. Потом все изменилось. Как-то я пришла домой и она попросила меня сесть за компьютер и прочитать несколько глав. Сделав это, я подумала, что все-таки хочу, чтобы эта книга появилась и в ней были и главы, написанные мной. Так что мама — не только вдохновитель, но и мой соавтор. Она у меня молодец, именно она переносила мои мысли на бумагу, так как я не могу писать, а у нее это получается быстрее.

— Кому в первую очередь адресована книга и кому она будет полезна?

— Книга не только про домашнее насилие. Очень надеюсь, что после ее прочтения хотя бы одна женщина уйдет от мужа-тирана. Это книга об инвалидности, о том, как я делала протез. Думаю, что моя история поможет кому-нибудь пережить ужасные ситуации и двигаться вперед. А еще это способ сказать спасибо всем хорошим людям, которые помогали мне морально и материально. Их было очень много, и только благодаря им я не раскисла. Я увидела, что добрых и адекватных людей намного больше, что не может не радовать. Однако наравне с этим были и «негативщики». Когда меня только перевели из реанимации, была девушка, которая забегала в палату в шубе, делала со мной «селфи» и убегала. Мне повезло, у меня была огромная поддержка людей. Они помогли мне собрать деньги на протез. Деньги поступали не только из городов России, но и из-за границы — из Израиля и США. Я смогла вернуться за руль и элементарно открыть дверь, ведь протез от государства я получила спустя полтора года после трагедии.

— В конце книги вы перечисляете благодарности людям, которые помогли пережить всю эту ситуацию, также благодарите «хейтеров». А их-то за что?

— Я вообще не смотрю передачи про себя и не читаю то, что обо мне пишут. У меня нет на это времени, да и просто, честно говоря, не хочу. Максимально негативные впечатления последний раз я получила после своей фотосессии в нижнем белье. Тогда очень многие писали, что, раз она так фотографируется, значит, сама довела мужика и виновата в сложившейся ситуации. Это неправильно! Неверно! Нельзя никого довести, и такому поступку, что совершил он, вообще нет никаких оправданий. Человек не имеет права ни бить, ни убивать другого. Вообще, про меня часто пишут безумные гадости, но я стараюсь их не читать, но, благодаря «хейтерам», знаю, что адекватных людей, к счастью, все-таки больше.

— В своей книге вы пишете, что необходимо перестать себя жалеть, взять себя в руки, даже если рука одна. Можете дать какие-то практические советы, которые помогли в тяжелой ситуации?

— Все случаи индивидуальны, и нет ни одного универсального рецепта. Кому-то нужно побыть какое-то время одному, другим нужна поддержка близких. Нет таких советов. Главное, не опускать руки и двигаться вперед.

— Поскольку книга названа «Счастлива без рук», скажите, в какой момент с трагического декабря 2017 года вы осознали себя действительно счастливой? Что это была за ситуация? 

— У меня было несколько вариантов названия книги, мы думали над ним с мамой и представителями издательства. Голосовали и выбрали название, набравшее больше всего голосов. Про счастливые моменты. Я уже говорила, что счастье скрывается в мелочах. Были моменты, когда я только вернулась домой из больницы, когда мне сделали протез, а еще я безумно радовалась, когда сама смогла сварить кофе в турке. Все это кажется ерундой, мелочью, но я лежала в больнице больше двух месяцев и вообще ничего не могла делать. Это было огромное счастье, когда смогла читать и заново научилась переворачивать страницы книжки. Все это было для меня огромным достижением и счастьем.

— Когда только начали писать книгу и когда ее закончили, вы как-то изменились?

— Книга — это один из способов пережить тяжелые моменты, но я изменилась не с написанием книги, а с этой ситуацией. Хочу помогать другим и надеюсь, что мой случай может изменить судьбу хотя бы одной девушки, изменить хотя бы одного участкового, который не станет проявлять равнодушие к фактам домашнего насилия, поможет людям с инвалидностью. Мне как-то написала девушка с инвалидностью, она сказала, что, посмотрев мои фото, теперь не боится выходить на улицу с протезом, она перестала этого стесняться.

— Вы пишете, что вашего бывшего мужа даже не сразу лишили родительских прав. Как вы думаете, почему у нас такая несовершенная система?

— Вопрос про законодательство — не ко мне. Я не сижу в Кремле или Госдуме и не могу одним словом что-то изменить, хотя очень бы хотелось. Даже с таким резонансом в прессе мужа лишили родительских прав только на шестом заседании. В моем городе было три заседания, затем суд отклонил иск, потому что представитель прокуратуры заявил, что Дмитрий — хороший отец и пока мы не будем лишать его родительских прав. В итоге дело ушло в Московский суд, а потом вернулось оттуда, и только на шестом заседании все решилось в нашу пользу. Считаю, что надо менять целую систему, но это вопрос к нашим законодателям.

— Скажите, что вы почувствовали в тот момент, когда дело получило огромный общественный резонанс?

— Я вообще сначала не понимала всю масштабность моей истории, потому что два дня была в реанимации. Все разлетелось довольно быстро. Помню, когда пришла в себя и открыла глаза, то увидела, что медсестры рассматривают на компьютере мои фотографии с бывшим мужем. И первыми ко мне пришли не мама, а представители СМИ. С мамой после трагедии начали связываться федеральные каналы. А еще врач из 71-й больницы Мясников, который ведет программу про здоровье на канале «Россия-1», выложил у себя в «Инстаграме» новость о том, что прошла уникальная операция и мне пришили руку. Именно благодаря такому общественному резонансу, моему мужу дали 14 лет. Изначально, когда все это только случилось, мы спрашивали у юристов, сколько ему могут дать. Нам говорили, что за это преступление он получит от трех до восьми лет. Причем по этой статье еще есть и условно-досрочное освобождение, плюс у него четыре смягчающих обстоятельства: это наличие двух несовершеннолетних детей — вот почему мы старались лишить его родительских прав, — отсутствие судимости, явка с повинной, которая сразу убирает одну треть срока, ведь он же отвез меня в больницу и сразу поехал сдаваться в полицию. А четвертое — активное сотрудничество со следствием. В итоге с нашим законодательством уже через три года он мог выйти на свободу. И, лишь благодаря резонансу, ему дали такой срок.

БОЮСЬ ТОГО, ЧТО ОН КОГДА-ТО ВЫЙДЕТ

— Вы рассказали в книге историю вашей любви…

— Схождения с бывшим мужем? Да, это есть в книжке, и там довольно много про это написано.

— Помните ли вы какой-то переломный момент, когда близкий и родной человек вдруг стал чужим и жестоким?

— Все началось на стадии развода и произошло за два месяца. Он стал бросаться на меня с ножом, порвал мой паспорт, выкидывал из дома вещи. Человек просто полностью поменялся. Развод произошел потому, что мы начали жить просто как сожители, как соседи, уже не обсуждали никакие проблемы, каждый готовил отдельно и жил отдельно. Я для себя решила, что это мне не нужно, и подала на развод. Тогда и начались все эти разрывания вещей, он начал накручивать себя и даже говорил, что дети не его.

— Почему вы не расстались с мужем раньше, неужели было незаметно, что у него есть такие наклонности?

— Насилие в большинстве случаев нельзя предугадать, оно бывает и простых семьях, и в семьях богатых и высокопоставленных людей. В моем случае, как я уже говорила, все это случилось на стадии развода. Заранее это увидеть нельзя, человек просто меняется за секунды.

— В книге написано, что отец вашего бывшего мужа сидел в тюрьме за убийство.

— Да, это так. Свекор отсидел 14 или 16 лет, я об этой детали из его биографии узнала, когда уже была замужем. Но не думаю, что у Дмитрия это наследственное. Я выходила замуж по любви, осознанно рожала детей, жила в браке, никогда не уходила из дома даже при каких-то ссорах, меня никогда не били.

— После трагедии ваш муж проходил психиатрическую экспертизу...

— Да, 30 дней он был в институте имени Сербского. Экспертиза показала, что он здоровый человек и делал все это не в состоянии аффекта. То есть он не психопат. Он заранее за десять дней подготовил топор, купил жгуты. Это не было сию­минутное преступление, он все придумывал и прокручивал сценарий, как и что он будет делать.

— С кем были дети сразу после трагедии?

— В самом начале у коллеги по работе, потому что мама была со мной в реанимации, она была моими руками. Потом дети были с моим младшим братом, а когда делали протез — у родных. Папа у меня — не публичный человек, сейчас сыновья живут у него.

— Знают ли дети о том, что произошло? Как они относятся к отцу?

— Дети ничего не знают. Для меня это очень тяжелый вопрос. Изначально, когда я оказалась в больнице, мама и родственники сказали им, что я попала в аварию. Считаю, что они должны об этом знать, и планирую в ближайшем будущем все им рассказать. Старший сын скоро пойдет в школу, и есть вероятность, что там ему обо всем расскажут дети или их родители. Пока не знаю, как это грамотнее преподнести. В любом случае, это им должна сказать я. Возможно, я и психолог... Отца они не вспоминают, потому что, когда все это случилось, была уже стадия развода, мы не жили вместе, и ребята его довольно быстро забыли. Они знают, что их отец сидит в тюрьме, но не знают за что.

— Поступали ли вам какие-то угрозы от экс-супруга, боитесь ли вы за свое будущее?

— Да, я боюсь за свое будущее. Боюсь момента, когда он выйдет из тюрьмы, потому что наше государство меня никак не способно защитить. В Европе есть браслеты, которые не позволили бы ему ко мне подойти. Угрозы были в самом начале, из СИЗО поступали записки и письмо. Сейчас, к счастью, ничего нет, он никак о себе не напоминает.

— Вы простили своего бывшего мужа?

— Этот вопрос мне задают на каждой презентации книги. Я вообще не вспоминаю этого человека. Это был этап моей жизни. Я не думаю ни про него, ни про какие-то чувства. Просто этого человека для меня не существует.

— Его родственники просили прощения?

— С родственниками с той стороны я не общаюсь, они поддерживают его позицию. Да, они извинялись, но извинения были в том контексте, что это я довела его до такого поступка.

— Если я не ошибаюсь, ваш экс-супруг — психолог по образованию?

— Да, у него высшее образование, которое ему помогла получить я, но он никогда не работал по специальности, а трудился водителем погрузчика.

— Ваш муж сделал страшные вещи, но вы по-прежнему носите его фамилию.

— Этот вопрос мне задавали уже пятьсот раз. Фамилию я не могу изменить потому, что у меня идут судебные дела в Европейском суде и с участковым. Если я сейчас сменю фамилию, то все это затормозится лет на двадцать. Обязательно сменю фамилию, когда закончится судебный процесс. Поменяю фамилию себе и детям. Моя родная фамилия Ильина.

Я ТАКАЯ НЕ ОДНА…

— В продолжение печальной темы домашнего насилия какой совет, исходя из опыта, вы могли бы дать людям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации? Что делать и куда обращаться в первую очередь, ведь обращение в полицию в данном случае может не помочь.

— Это очень сложный вопрос. Сложный и для человека, и для нашего государства. Пока в нашей стране можно надеяться только на себя. Полиция не помогает, у нее для этого просто нет элементарных инструментов, чтобы как-то с этим бороться. Все знают, что я обращалась в полицию, но участковый ничего не сделал. В любом случае нужно уходить, потому что если муж поднял руку один раз, то поднимет и второй. Как показывает практика, все это обычно заканчивается печально, вплоть до летальных исходов. В крупных городах, в Москве и Санкт-Петербурге, есть какие-то кризисные центры, которые могут помочь, но в глубинке с этим все очень сложно. Надо уходить, искать пути решения. Почему-то наше государство не хочет принимать закон «О домашнем насилии», они все это тормозят. В законе было бы прописано, что полиция давала бы какой-то ордер и защищала жертву, но наши компетентные органы нас никак не защищают. Нужно искать помощи у родных, где-то скрываться, уехать или переехать в другой район или город.

— Как вы живете сегодня, получаете ли пенсию? Есть ли у вас помощник? Как проходит ваш день? 

— Пока я постоянно в каких-то медицинских, судебных и юридических делах. До сих пор идут судебные заседания с участковым, к которому я в свое время обращалась и который мне не помог. Дело стоит и никуда не двигается. Прошло два года, он куда-то уехал, и его никто не может найти. Кроме того, у меня периодически проходят операции. Последняя была в начале октября. Скорей всего, она была финальная, и скоро мне вытащат спицу из руки, а потом будет реабилитация в больнице имени Пирогова в Санкт-Петербурге.

— После всей той шумихи, которая была в СМИ, чувствуете ли вы на себе какой-то дополнительный груз ответственности, ведь вы стали неким символом борьбы с домашним насилием? 

— Действительно, когда речь заходит о домашнем насилии, у меня часто берут комментарии, но я такая не одна, таких много. Я не ставлю себя во главу самых главных инвалидов или жертв домашнего насилия.

— Протезы вы сделали в Германии, а пробовали делать их в России?

— У меня есть три протеза, но все три я сразу никогда не видела, потому что какой-нибудь один из них все время ломается. Два я делала в Германии, один — в Москве, получила от государства, но детали они все равно тоже заказывают за рубежом, потому что наша страна пока не доросла до хороших протезов, хотя немецкие тоже несовершенны. Они очень часто ломаются, и ремонт практически всегда платный. Последний раз у меня вылетал «палец», ремонт обошелся в 135 тысяч рублей.

— Смотрела интервью, где вы рассказывали, что до трагедии были очень успешны в карьере. Планируете вернуться на работу после того, как закончится реабилитация?

— Я работала начальником отдела рекламы в местной газете и планирую вернуться. Я инвалид первой группы, пенсия у меня небольшая, и нужно обеспечивать семью. Хочу завершить все курсы реабилитации и потом выходить на работу. Сейчас это моя самая большая цель.

— Возвращаясь к книге, скажите, вы довольны результатом? Может быть, хотелось бы что-то дописать, убавить или прибавить.

— Когда я ее писала, то уже понимала, что, когда книга выйдет, буду недовольна. Да, действительно, какие-то вещи меня не устраивают, что-то корректировка срезала, одну треть мы сами убрали, но в целом я довольна результатом. 

— В случае успеха первой книги видите ли вы себя на литературном поприще? Не появилось ли желание написать что-то еще на другую тематику и в другом жанре?

— Этот вопрос мне очень часто задают. Раньше думала, что точно нет. Сейчас хочу рассказать о теме домашнего насилия и инвалидности, истории людей, с которыми я познакомилась, рассказать о том, как они живут и двигаются дальше. Так что есть вероятность, что попробую себя в этой стихии.

— К вам поступали предложения работать в благотворительных фондах, помогающих жертвам домашнего насилия?

— Да, с самого начала мне предлагали стать лицом какого-то фонда или открыть свой, но это очень сложно, нужны меценаты. Считаю, что надо сначала решить какие-то свои проблемы — это медицина и суды, — а потом уже помогать другим.

— Какую помощь вы получаете от государства?

— Я инвалид первой группы и получаю пенсию около 18 тысяч и пособие по 1200 в месяц на каждого ребенка. А за детский сад мы платим намного больше, поэтому мне нужна работа, я ищу работодателя.

— Какие еще есть проекты, которыми планируете заняться в ближайшем будущем?

— Я помогаю жертвам домашнего насилия, а после трагедии стала заниматься дайвингом. Хотела еще прыгнуть с парашютом, потому что вода, как мне казалось, не мое, но позже втянулась. Планирую уехать куда-нибудь за границу, потому что пока я погружалась в закрытой воде в Москве и открытой — в Щелковском карьере. Хочется в теплое море. И увидеть там какую-нибудь черепаху...

— Маргарита, вы очень красивая женщина. В книге вы написали, что хотите пятерых детей. Двое уже есть…

— (Грачева улыбается). Я не ставлю крест на своей личной жизни и планирую выйти замуж. И, если получится, родить еще детей, может, даже и пять. Буду очень рада, если одной из пяти будет дочка.

Татьяна КРОТОВА (Санкт-Петербург)

Фото Любови ПОГОДИНОЙ