Тайны старого клуба
Тут, в поселке, жили его дальние родственники, они-то и пригласили его поработать в местном клубе художником-оформителем и бутафором по совместительству. Тетя работала в районном управлении культуры, так что вскоре ему выделили комнатку в коммуналке и маленький кабинетик в сельском клубе, сплошь заваленный сломанной мебелью и прочим хламом. Оказывается, лет десять в клубе не было художника, потому помещение использовалось под склад ненужных вещей. Вообще, здание клуба, построенное, видимо, еще при царе Горохе, неприятно удивило новоиспеченного работника культуры. Темное, угрюмое, непонятной конструкции, с грязными подслеповатыми окнами и скрипучими полами. В зале висел донельзя пыльный бархатный занавес, как говорится, «времен очаковских и покоренья Крыма», который, по всей видимости, не стирали с тех пор, как он был повешен. Точь-в-точь такой висел в деревенском клубе его детства. Заведующий клубом не утруждал себя каждодневным приходом в подведомственное учреждение, а больше руководил по телефону. В общем, до обеда редко кто вообще приходил на работу, народ подтягивался обычно к вечеру – на танцевальный кружок и на хор. Кроме этих двух кружков, работал народный театр. Собственно, специально для этого доморощенного театра и был принят на работу художник-бутафор. Самодеятельные артисты работали от души и даже ездили на гастроли по близлежащим улусам.
Матвей вынес на помойку ненужный хлам и убрался в своем кабинете, но все равно там было очень тесно для работы. Ему ничего не оставалось, как перенести свое рабочее место в фойе после того, как все уйдут из клуба. Так что его рабочий день переместился глубоко за полночь. Обычно заканчивал в часа два или три и оставался ночевать тут же, в клубе, на старом продавленном диванчике, который он прозорливо не выкинул вместе с остальной мебелью.
* * *
Если честно, ночевать на старом диване в холодной комнатке, укрываясь собственным пуховиком, было неуютно и почему-то тревожно. Старый дом скрипел от ветра, и казалось, что кто-то ходит по залу и фойе, отчетливо раздавались чьи-то шаги и отдаленный гул. Матвей слышал от людей, что такое обычно случается в общественных зданиях, где днем бывает много народу. Например, в школах сторожа часто слышат по ночам топот детских ног, который то нарастает, то затихает в определенные часы. Или в музыкальных школах, по слухам, ни с того ни с сего начинает играть тот или иной музыкальный инструмент. Успокаивая себя такими мыслями, он ворочался на неудобном диване и старался уснуть, но спал очень плохо, часто просыпался и только под утро забывался тревожным неглубоким сном. К тому же он очень скучал по своим, часто видел во сне маленькую дочурку. Иногда ему хотелось забить на все и уехать домой, черт с ним, этим домом! Останавливало только то, что заработок был действительно немаленьким, плюс к нему стали поступать левые заказы от других организаций: кому-то нужна была новая вывеска или уличная реклама, все-таки это был какой-никакой, а районный центр.
* * *
В ту ночь он работал над левым заказом и так устал, что лег спать, не убрав растеленной на полу работы. Проснулся от чьих-то шагов, которые отчетливо разносились по пустому фойе. Это были легкие дробные шаги, как будто бегал маленький ребенок. Притом именно там, где на полу оставалась лежать его не высохшая от краски работа. Сквозь дрему он подумал, что этот неизвестно откуда взявшийся ребенок, видимо, топчет его работу и, наверное, уже испортил. Он нехотя вылез из постели и зажег свет: была половина четвертого. Он решил сначала разбудить сторожа и вместе с ним проверить все помещение клуба. Плохо соображающий старик-сторож, ворча, обошел вместе с Матвеем вверенное ему помещение. К удивлению парня, в закрытом изнутри клубе никого нигде не было. Его работа в целости-сохранности лежала там, где он ее оставил.
Прошло два месяца. Матвей постепенно привыкал к жизни в северном поселке. Местные угощали его хорошей рыбой, и теперь он мастерски резал строганину тонкими непрерывными завиточками. На Новый год он решил ехать домой и запасался рыбой и другими северными гостинцами.
Перед этим праздником у художников всегда много работы. Нужно было сделать декорации к детским утренникам, кое-что для новой постановки народного театра, да и левой работы было навалом. Теперь он работал почти каждую ночь, как говорится, засучив рукава.
Его снова разбудил детский топоток, который то приближался к его комнатке вплотную, то убегал куда-то в глубину здания. Но на этот раз ему было лень вставать, он повернулся на другой бок и заснул. Проснулся, как всегда, рано: нужно было убрать из фойе, пока не пришла уборщица, свои работы и занести их в комнату. Он зажег свет и стал скатывать в рулон работу. Тут его как будто кто-то оглушил по голове: на светлой ткани остались отчетливые следы маленьких босых детских ног, причем след правой ноги был черный, а левой – посветлее.
В тот же вечер он отправился к родственникам и рассказал за ужином все начистоту – о ночных страхах, о таинственных шагах и особенно последнем случае. Родственники, тетка и ее муж, были, кажется, не сильно удивлены его рассказом. Они молча переглянулись и продолжали как ни в чем ни бывало есть.
– Это очень старое здание, а в старых зданиях всякое бывает, – наконец начала тетя. – Не хочется тебя пугать, но и до тебя мне жаловались работники клуба, что слышат кто пение, кто шаги, кто еще какие звуки, причем не обязательно ночью, даже вечером. Завклубом в прошлом году вообще, говорит, видел голую женщину-привидение, которая громко плакала и протягивала к нему руки. С тех пор один никогда не остается в своем кабинете. Давно прошу, чтобы построили новый клуб, но, как всегда, нет финансирования, говорят, район наш, сам видишь, не промышленный, спонсоров не найдешь, как в других развитых районах, а строительные материалы сюда привозить – это же каких денег стоит!
Видя, что разговор уходит в сторону, Матвей обратился к зятю:
– Ну ладно, какие-то звуки, голоса, пение... может, это и нормально для такого здания. А как объяснить следы ног? Они же были настоящие! Я их оттирал, оттирал и не смог, вся моя работа коту под хвост! И потом, как в закрытом здании оказался такой маленький ребенок, к тому же, если судить по следам, голый?
Зять почесал голову и вопросительно уставился на жену, как бы спрашивая взглядом: говорить или не говорить? Та, недовольная, что ее монолог прервали, только поджала губы: мол, говори, если хочешь, мне-то что!
– Клуб этот стоит в нехорошем месте, старожилы рассказывали, что все эти дома построены на человеческих костях. Так когда-то хоронили тех, кто во время войны был сюда пригнан, чтобы ловить рыбу – там и финны были из Ленинграда, и эстонцы, и чурапчинские переселенцы. Многие здесь остались навечно, не выдержав голода, холода и тяжелой непривычной работы. В последние годы дома вокруг почему-то стали гореть, особенно бараки. Вроде их никто специально не поджигает, но они горят. Лет пять тому назад сгорела двухквартирная хибарка, которая стояла совсем рядом с клубом. Из одной половины дома все спаслись и даже вещи успели вытащить, а в другой погибли женщина с маленьким ребенком, сгорели заживо... – Хозяин дома немного помолчал. – Я в тот день возвращался домой, там пожарные работали, было много ротозеев... И дернула меня нелегкая сила туда подойти! До сих пор помню этот ужасный запах! Оказывается, человеческие внутренности не горят, все там и лежало, среди обгоревших обломков дома. От ребенка же осталась только одна обгорелая нога... Когда соседей спросили, почему они не разбудили женщину, не постучались к ней в окно, они ничего не ответили, только пожали плечами. А потом... – Хозяин снова посмотрел на жену, словно спрашивая разрешения продолжать рассказ. – А потом тот сосед, который сторожем в клубе работал, умер прямо на рабочем месте от разрыва сердца.
Новости
Популярное
