Сторонница трезвости (из цикла «Призраки дороги»)

Павел окончил пединститут, года три отработал учителем физкультуры в одной из городских школ. Зарплата не впечатляла, зато отнимала уйму времени: днем – уроки, вечером – секции и соревнования. Поэтому он уволился из школы и ушел на вольные хлеба, стал предпринимателем, а если попросту, то торгашом. Взял кредит и открыл сначала киоск, затем и магазин. Особенно выгодной оказалась торговля спиртным, именно она, голубушка, давала огромный навар. Народ, несмотря на всякие ограничения, жаждал родимой водочки, не брезговал и пивом и плевать хотел на все указы.  

Через год Павел съездил в родную деревню – так сказать, осмотреться и прикинуть, стоит ли открывать магазин. Решил, что стоит. Конкурентов было мало, магазинчики у них были на пример бывших деревенских сельпо. Селяне так и называли по старинке – лааппы, то есть лавка. А у него, Паши, будет не в пример такой лавочке настоящий  супермаркет, и народ повалит толпой. Основной упор, как и в другом магазине, он делал на спиртное. 

И вот это совсем не понравилось его матери. Она замахала на него руками и стала кричать, что пусть себе открывает в другом месте сколько угодно магазинов, а здесь, в родном селе, где находится родной алаас и покоятся их предки, она запрещает торговать водкой и спаивать земляков. «Что люди скажут?! Они проклянут весь наш род! Людская молва, их нехорошие мысли вернутся к тебе, к твоим детям! Подумай хотя бы о них, если не хочешь думать обо мне!» - гневно восклицала она.  Ее слова отскакивали от него, как горошины. Пусть кричит, пусть ругается, думал он про себя, а он все равно откроет здесь магазин, ведь не только водкой он будет торговать, он расширит ассортимент, будет бытовая химия, канцтовары для школяров… Никто не будет его проклинать, наоборот, спасибо скажут. Мать не понимает, что в другом улусе его, чужака, и близко не подпустят к такой кормушке, а у него тут кругом приятели и одноклассники.  

* * *

В скором времени Павел помпезно открывал в родной деревне новый супермаркет. После чего был банкет в спортзале местной школы. Захмелев, местные тойоны и тойончики, так сказать, шишки на ровном месте, хлопали его по плечу, лезли обниматься и пели ему осанну. Совершенно трезвый Павел – он в тот же вечер собирался обратно в город – с плохо скрытой усмешкой принимал поздравления и уклонялся от слюнявых поцелуев.  И кто меня может проклясть, думал он, как бы продолжая спор с матерью. С тех пор, как он открыл магазин и завез товар, она перестала увещевать его, вообще перестала с ним разговаривать. Можно сказать, из-за нее Павел собирался в город, ему было невмоготу переносить ее молчание. Странное дело, его почему-то не особенно задевали ее крики и нотации, а когда мать замолчала, он понял, что она  не простит его. В последние годы она часто болела, но по-прежнему работала в школьной библиотеке. Он звал ее к себе в город, поближе к врачам, говорил, что хватит ей работать, он ведь теперь достаточно зарабатывает, чтобы обеспечить ей безбедную старость. Но мать только качала головой и упорно отказывалась от всего – от путевок в санаторий «Бэс Чагда» и от путевок за границу, от модной одежды, от деликатесов. Единственное, от чего не отказалась, – от ремонта старого дома и домашней котельной. Больше ей, по ее словам, ничего не было нужно от сына. Сын Павла, тоже Павлик, любил приезжать в гости к бабушке на все лето. И бабушка с нетерпением ждала летних каникул, чтобы увидеть любимого внука, который просто обожал якутскую кухню: бабушкины незатейливые оладушки с керчехом, сорат на ночь и жареных карасей. А вот дочке не особенно нравилось в деревне, в последние годы она вообще отказывалась ехать к бабушке в гости: мол, что делать в деревне, тоска зеленая!

* * *

Дочь была похожа на Павла в юности. Он вспоминал, как он завидовал городским парням и девушкам, живущим в благоустроенных домах, их непринужденному поведению, стыдился своего якутского акцента, немодной одежды и вообще всего дерибасовского, как тогда говорили, облика. Быть может, именно поэтому из всех своих девушек он выбрал в жены настоящую, не в первом поколении, городскую девушку.  Она училась на медицинском факультете университета, с виду была совершеннейшей скромницей, неброско одевалась, но, тем не менее, весь ее облик, поведение, манеры выдавали горожанку из хорошей семьи. Павел долго ухаживал за ней, прежде чем она согласилась встречаться с ним. Тома оказалась образцовой женой и мамой, только вот в последнее время чрезмерно ушла в работу, готовила материал для кандидатской и совершенно не интересовалась его коммерческими делами.  

Что и говорить, мечта Павла полностью сбылась: дом – полная чаша, денег куры не клюют, для полного счастья не хватало власти. Впрочем, не боги горшки обжигают,  настанет время – и он, Паша, встанет у кормила. С легкой подачи главы улуса он решил выставить свою кандидатуру на главу наслега – и это будет только начало. А ведь он немало сделал за этот год для своей деревни, так сказать, для привлечения электората на свою сторону. Хотя, конечно, как предупреждала матушка, были и те, которые смотрели в его сторону косо. В основном пожилые, старичье, одним словом, да некоторые коллеги матери по школе, да пара-тройка особенно завистливых неудачников. Не только смотрели, но и чесали языки, один раз даже в местной газетенке была коряво написанная статейка с осуждением в его адрес. Но кто ее читает, эту скучную газетку?

Самое противное было, что родная мать была на стороне его противников, в последние годы они практически не общались, так что, доставив товар в сельский магазин, он в  тот же вечер уезжал обратно в город, иногда ночевал в райцентре у знакомых. В тот вечер он припозднился, засиделся со своим доверенным лицом и, хотя хозяин уговаривал его остаться на ночь, он вдруг засобирался, заспешил, как будто кто-то подталкивал его в спину. Не в первый раз, как-нибудь доберусь до города, думал он про себя, хотя и чувствовал себя неважно. Машина быстро ехала по накатанному тракту. Далеко впереди уже мелькали огоньки большого улусного центра. И вдруг он увидел женщину, голосующую на дороге. Возьму ее, вдвоем будет веселее ехать, решил он и притормозил автомобиль. Женщина открыла дверь и уселась на заднем сиденье. Она была в чем-то черном – не то в шубе, не то в длинном пальто. На голове поверх шапки намотан длинный толстый шарф. Всю дорогу странная спутница молчала и, казалось, дремала. Куда едет, почему одна ночью оказалась на дороге? А в ответ,  как говорится, тишина. В райцентре высажу эту дуру, подумал он и на время забыл о пассажирке. 

Резко зазвонил мобильник: звонили из дому, интересовались, когда приедет. Он поговорил с женой и с дочерью. Про женщину вспомнил только тогда, когда был далеко от поселка. Обернулся назад, но никого не было. Остался только какой-то странный затхлый запах. Странно, подумал он, но не особо испугался.

 Через месяц он снова ехал в деревню, на этот раз вместе с ним был его помощник по выборам, кстати говоря, тоже родом из этих мест. Пообедав в столовой райцентра, продолжили путь, и тут он вспомнил странную женщину в черном и рассказал спутнику о ней, даже пошутил: уж не абаасы ли она была? Товарищ же, услышав такое, вдруг изменился в лице и испуганно уставился на него: 

- А я такое слышал, когда в школе еще учился. Рассказывали, что вот на этом отрезке пути иногда голосует женщина в черном пальто. Ее ни в коем случае нельзя подсаживать...

- А что будет-то?

- Да ничего хорошего не будет! Кто-то в аварию потом попадал, кто-то самоубийством кончал...

- Ой, какие все суеверные стали! – Павел рассердился не на шутку. Остаток пути ехали молча и дулись друг на друга. 

* * *

Выборы Павел проиграл, не помогли ни связи, ни деньги. Вскоре пришлось продать и магазин, он стал приносить мизерный доход: местные депутаты решили сделать из села зону трезвости. Мать успокоилась и перестала дуться на сына. В деревню теперь Павел ездит редко, да и то обязательно со спутником и, конечно, больше никогда не ездит ночью. Видимо, немного побаивается: вдруг за следующим поворотом с поднятой рукой покажется женщина в черном – призрак этой дороги и одновременно, как думал он с толикой иронии,  ярая сторонница трезвости.