Записки сумасшедшего

Дома скорби

- Насколько могу вспомнить, в психбольницах обычно одни мужчины, от подростков до стариков. Место не самое приятное, конечно. Даже не думайте лечить депрессию в подобных учреждениях! Я не имею медицинского образования и представление о типах психушек имею лишь самое приблизительное. Может быть, в какие-то можно попасть на время. В психоневрологических интернатах «проживающие» остаются на всю жизнь. И проводят время в обществе не только и не столько нормальных людей, вроде шизофреников, не среди безобидных даунов и умственно отсталых, а самых настоящих безумцев. Которые ухают как филины, жрут крошки с пола и кидаются грязными памперсами.

Среди пациентов в нашей стране значительный процент (около 50%) абсолютно безумных и беспомощных в бытовом плане людей. Например, Юрка – 50-летний (на вид, на самом деле ему может быть и 35, и 60) высоченный, тощий безумец без какого бы то ни было намёка на растительность на лице и теле, использующий свой речевой аппарат для имитирования звука птиц и тоненького жалостливого призыва: "Папа! Папа!" Говорят, 5 лет назад (повторюсь, «проживающие» живут здесь десятилетиями) он был буйный и однажды своими тоненькими пальцами открутил намертво закрученные хреновины на батареях, устроив жуткий потоп.
Помню, у санитаров всегда помощники. В одном месте их было четверо. Шизофреник Олег, бывший учитель, абсолютно нормальный по виду и поведению своему, образованный и умный человек. Немного заторможенный, что можно объяснить лекарствами, которые ему приходится пить. Он наша правая рука. Впрочем, рука, делающая то, что нам делать «западло»: менять подгузники, мыть полы, таскать тяжёлые вещи. Что он делает безропотно и стоически.

Его мне безумно жалко. Олигофрены не знают другой жизни и могут ощущать себя счастливыми. А он как минимум лет 40 провёл на воле. И потом 8 лет тут. И останется до смерти. Будучи, повторюсь, нормальным человеком. У него нет выходных, он не пьёт чай ночами и не травит байки, как это делаем мы. У него нет даже такой отдушины, как никотиновая зависимость, которой спасаются остальные шизофреники.
Не всегда, конечно, но почти везде добрая половина - уроженцы солнечных республик, бывшие строители и разнорабочие. Работают, конечно, не за идею и не за средненькую зарплату, а за условия. Питание, общага позволяют экономить большую часть не слишком впечатляющей зарплаты, делая её относительно неплохой. Опять же, работа не слишком напряжённая - в тихий час и ночью (если, конечно, проживающие не начнут безобразничать) можно ничего не делать. Все собираются в комнатушке с кипятком и вкусняшками, готовят различную снедь, подъедают оставшееся с дневных приёмов пищи, рассказывают истории, иногда поют (чаще всего русские песни). Люди симпатичные, простые и искренние.

Начало

Первым делом «дурка» у меня ассоциировалась с детским садиком, потому что как раз было время завтрака и в воздухе витал приятный аромат молочной каши. В приемном покое вам сразу объясняют, чего нельзя и что можно. Нельзя все, можно — ничего. Телефоны, ноуты, плееры — нельзя. Кружку свою — тоже нельзя. Обычно можно только книги, еду и сигареты (я мигом сбегал в магазин за парой пачек). После вводной лекции и заполнения каких-то бумажек меня переодели в «пижаму дурака» - байковая рубашка и штаны, которые оказались мне чуть ниже колен. Обули меня в шлепанцы и заставили снять серьги. Кстати, после этого я их никогда уже и не надевал.
Помню первые дни. Серые унылые дни тянулись бесконечно. Назначили хорошую дозу рисполепта. Подъем, телевизор, завтрак (давали какую-то дрянь, ел это редко, обычно готовил «бомж»-пакеты), школа, прогулка, обед, «тихий час», книги/плеер, ужин, интернет с телефона, долгожданный уход ко сну. 

Был новогодний праздник. К сожалению, никакого алкоголя не было, хотя сотрудники бесстыдно пьянствовали столовой. Нам устроили утренник - были какие-то конкурсы, хоровод. Под рисполептом было трудновато ходить, держась за руки вокруг елочки - мои руки висели как нитки, постоянно выскальзывали так, что той девушке, с которой я стоял рядом, приходилось чуть ли не подбирать мою ладонь с пола. Так я за ручку подержался в психбольнице.

Отделение в «дурке» — это длинный коридор с палатами без дверей. В каждой палате примерно по 12-15 кроватей. Особо буйные располагались в коридоре, чтобы быть на глазах у сестер. В дальнем конце коридора я увидел пару курящих мужиков и обозначил сразу туалет и курилку. Курят в «дурке» все и много. Направившись в курилку с сигареткой, вытащенной из пачки, я пошел вдоль коридора. На кроватях, К которых в коридоре лежали привязанные буйные, кто-то плакал, кто-то орал и ревел, как зверь, кто-то спал. Подойдя к курилке, я завернул в туалет и понял, что это — бизнес-центр.

Туалет— это комнатушка размером примерно в 10 квадратов с тремя унитазами, парой умывальников, сидячей ванной и с двадцатью курящими мужиками вдоль стены на полу.
В психушке, если не найти занятия для себя, то откровенно скучно. Все-таки это больница, а не курорт. Хотя, знаете, я там так здорово отдохнул от близких, друзей, интернета, города, новостей... От всего.
Пугают совсем не пациенты, пугает осознание того, что ты — часть всего этого. Ты один из них. В них нет ничего особенного, вы их ежедневно видите на улицах. Когда они одиноко блуждают по винному отделу супермаркета или пьют водку на лавочке небольшими группами. Значительная часть из них — самые обычные люди. Я наблюдаю, как они пялятся в телевизор и о чем разговаривают, и мне становится не по себе. Они — олицетворение всего того, что я стараюсь избегать. Деградация, однообразие, ничтожность и бесполезность. Вряд ли образ жизни в психушке чем–то отличается от обычного их образа жизни — там есть даже домино, и можно кадрить санитарок, которые ночами обсуждают, где лучше закодировать члена семьи и сколько стоит «зачаровывание» у одного известного колдуна.

В той больнице отделение условно поделено на 3 части, 3 холла. Коридоров тут нет, есть квадратный холл, из которого вокруг палаты, без дверей. В холле тоже стоят кровати. Есть холл для выздоравливающих - самый чистый и тихий, здесь уже практически нормальные, изможденные лечением пациенты ждут выписки. Второй холл – наблюдательный, сюда сразу кладут только поступивших. Там стоят кресла для медсестер, где обязательно постоянно кто-то должен находиться. В основном здесь все лежат на «вязках». Вязки – это отдельная тема, пока скажу только, что это привязывание по рукам и ногам к сетке кровати. Особо «впечатлительные» могут лежать на вязках неделями, и хорошо, если судно успеют подложить. Но обычно не успевают, поэтому этот холл самый дурно пахнущий.

В третьем холле отдыхают аборигены психбольницы, которые давно и прочно нашли свое постоянное место проживания. Некоторые живут здесь по 20-30 лет. Также сюда кладут всех вредных, противных, приставучих, не желающих вылечиваться. Главное условие (помимо вышесказанных) - ты должен быть прочно болен и достаточно вреден.

Надо сказать, что человек «денежный» проходит следующий путь: наблюдение-вязки, выздоравливающий холл или палата в этом холле, свобода. Если по этому пути ты прошел раз 5-6, но снова рецидивируешь, то рискуешь попасть в холл аборигенов, а оттуда выписаться гораздо сложнее, и ты можешь остаться там надолго или навсегда.